* * *

Навещая знакомый берег, отрешённо гляжу на взморье,
возвращаясь на пепелище, осязаю рубеж времён.
Ни о прошлом, ни о грядущем не рассказывает безмолвие —
черепки отгремевших пиршеств, парафиновый парфенон...
Лишь один звонит колокольчик, словно спрашивает: «Ну, где же ты?»
Словно просит: «Побудь со мною!» А я рад бы, да не могу:
от причала отходит судно, на него все мои надежды,
я слежу за его движеньем, оставаясь на берегу...

Сухопутный пройдёт шарманщик в голубом головном уборе,
напевая морскую песню, ничего не прося за труд.
Эту песню придумал некто, никогда не бывавший в море,
но поётся в ней лишь о море, и на судне её поймут.
И здесь нет никакого чуда, ведь команду на судне этом
составляют гвардейцы духа всех времён и любых кровей:
открыватели многих истин, консультанты по раритетам,
очевидцы больших событий, собеседники королей...

Мне хватило бы даже слова в долетевшем от них призыве,
чтоб навеки проститься с сушей и исчезнуть там, где заря.
Но, безмолвный и недоступный, белый призрак на чёрной зыби
разворачивается к ветру, никого с собой не зовя.
И, в то время как он, быть может, отправляется в край несчастий
из великой любви к свободе для всемерной борьбы со злом,
я, покорный слуга глагола, я, поклонник деепричастий,
остаюсь со своим неверным легкомысленным ремеслом...

Навсегда расставаясь с морем, наблюдаю почти бесстрастно,
словно даже уже и это не могло бы меня развлечь,
как невидимые пределы разграничивают пространство,
и ничто этих черт запретных не осмелится пересечь.
Лишь корабль моих упований покидает сии границы,
тяжело поднимает крылья и, волнуясь, идёт во мглу...
Я слежу за его движеньем, но пустуют мои таблицы:
ни о прошлом, ни о грядущем ничего сказать не могу.

1988