* * *

О том и речь, что мгла и тишина речам не помеха.
Простор открыт, и можно толковать о нём бескорыстно.
Нo паче слов, ясней, чем голоса, слышны в эту пору
крыла богинь, резцы нетопырей, шаги пехотинцев...

Театры спят, молчит кинематограф, ночь беспредельна.
Мерцает Марс, и время, замерев, стоит изваяньем.
Такой порой, когда малейший миг и звук дивно долги,
о том и речь, что нету ничему конца. И не будет.

Бродячий цирк уныло пересёк черту городскую
и едет прочь, вполголоса сквозь сон браня бездорожье.
Для колеса — верста равна версте, ему всё едино:
пески, селенья, горы, города, леса, водопады...

Ничто, ничто не сгинет без следа, никто не исчезнет.
Спустя века всех вычислит и воссоздаст реставратор.
Всему, всему отважный архивист вернёт цвет и образ,
дела учтёт и лица восстановит все. Кроме наших.

И циркачей, и праздных поселян спасёт Мнемозина.
Из-под земли лопата извлечёт дворцы, мавзолеи...
Одни лишь мы сольёмся с тишиной и мглой. Мы — солдаты.
Нам всё едино: горы, города, века... Мы шагаем.

1990