НЕ БЫВАЕТ

Среди тех, кто танцует взахлёб, молодея, виясь и кружа,
я топчусь перед вывеской «стоп», холодея, двоясь и дрожа.
Реже под ноги глядя, чем вверх, нахожу, что черна высота —
и охота начнётся в четверг. Или даже уже начата.
Но всех не догонят. Догонят не всех.
Всего не отнимут. Отнимут не всё.

Не вполне поворотлив собой утерявший стрелецкую прыть
зверобой с рассечённой губой, обещавший меня пережить.
Девяносто навряд ли ему, но не меньше восьмидесяти.
И грозится, по-видимому, он скорее для видимости.
А сам — не сумеет. Сумеет не сам.
Мне он не опасен. Опасен не он.

Ты не едешь в Америку, нет. Я не еду в Америку, да.
И отшельник не хочет в Тибет. И никто вообще никуда
не летит, не велит лихачу: ну-ка, ну-ка, во Внуково мне!
Персонально куда-то лечу. И плачу, натурально, вдвойне.
Бог даст, не настигнут. Не схватят, авось.
А там — будь что будет. Что будет, то будь.

Кабы это вот... это бы вот... чтобы, то есть, не вывеска «стоп»,
то есть, даже не наоборот, а вот это... ну как его... чтоб...
Если, выгнувшись, явит лихач огнедышащих три головы,
чтобы прыгало сердце не вскачь. Либо вовсе не прыгало бы...
Но так не бывает. Бывает не так.
Замрёт ретивое — и не отомрёт.

Среди тех, кто не ест и не спит, соревнуясь, дымясь и шипя,
я слабею, как в озере кит, повинуясь, томясь, но терпя.
И как только всеобщее «за» превратится в зловещее «чу»,
я отважно закрою глаза — и со всей прямотою смолчу...
Что взять с запасного! Какой с него спрос?
Как мог — так и прожил. А много ль он мог?

Подо льдом исчезает залив. Сиротеет солёная верфь.
Над торосами небо как взрыв и заря как зелёная ветвь.
Санта-Клаус трясётся в санях, сувениры бренчат в багаже...
И охота начнётся на днях. Или даже в разгаре уже.
Но всех не догонят. Догонят не всех.
Всего не отнимут. Отнимут не всё.
     
2000