НЕУЖЕЛИ
Неужели свершилось? Вместо пятен возникли черты.
Всё, что зря копошилось, отрешилось от всякой тщеты.
Что ворочалось втуне — поразительно, как расцвело.
Ведь ещё накануне совсем не могло.
А сегодня — свершилось! Бытие обрело колею.
И тщета сокрушилась под своею же тяжестию.
И не верится даже, как подумаешь: только же что,
ну, буквально вчера же — всё было не то.
А ведь было печально — и вчера, и неделю назад.
Не везло капитально, несмотря на размах и азарт.
Уж какие, казалось, карты-козыри шли в переброс!
Но игра не вязалась, и проигрыш рос.
По колено в сумбуре то Минфин буксовал, то Минздрав.
В оборонной структуре не умели запомнить устав.
А структура надзора, подшивая к доносу донос,
от стыда и позора терялась до слёз.
Через дыры в кордоне утекал образованный слой.
Через дыры в озоне атмосфера сочилась долой.
Через дыры в законе плутовство умножалось везде.
Потому что ничто не держалось в узде.
Населенье дичало. Культтовары пылились лежмя.
Никого не прельщала — поутру, по морозцу — лыжня.
Никому на закате не хотелось к реке с камышом.
Не рыдалось во МХАТе, не млелось в Большом.
У танцовщика танцы вытанцовывались не вполне.
У рифмовщика стансы зарифмовывались тоже не.
Виртуозу кларнета без отрады дуделось в дуду.
Потому что не это имелось в виду.
Кружевные строенья заслоняла панельная муть.
С колеса обозренья прямо не на что было взглянуть.
А когда и случалось приманить пассажиров с детьми —
колесо не включалось, хоть до ночи жми.
А сегодня включилось! Неподвижное всё завелось —
и всему научилось, и вовсю этим всем занялось.
Буксовать перестало, ощутило подспудный ресурс
и само угадало спасительный курс.
Разогнулся гвардеец. Приосанился доктор наук.
Просиял земледелец — и налёг по-хозяйски на плуг.
Подскочил архитектор — и бегом рисовать капитель.
Обозначился вектор, наметилась цель.
Отыгрался картёжник. Залаталась лазурная высь.
Богослов и безбожник у костра над рекой обнялись.
А карающий орган, уловив надлежащий сигнал,
отвечает с восторгом, что так он и знал!
Снова танцы и стансы украшают собою дворы,
где на лавочках старцы не сварливы (при том, что мудры).
А в потёмках подвальных — молодняк не плюёт, не галдит.
Потому что в читальных он залах сидит.
Всё послушалось правил, полюбило равняться во фрунт.
По звонку повар Павел кипятит в чугуне сухофрукт.
По гудку повар Пётр в макароны кладёт маргарин.
На кордонах — досмотр, в Большом — «Лоэнгрин».
И, оставшись без места, одиноко скулит и снуёт
выражатель протеста, беспокойный поборник свобод.
Больше не с кем бороться. Не в долгу он теперь ни в каком.
Но ему всё неймётся побыть должником.
Он казнится, томится. Уверяет, что честь на кону.
И долги он стремится возвратить неизвестно кому:
делом — раз уж не данью — заплатить, попотев для людей...
Да иди же ты в баню, плати и потей!
В банях нынче опрятно. Там приватно займутся тобой.
Там как раз не бесплатно — и напитки, и сервис любой.
Там к очищенной водке ты в нагрузку получишь массаж.
И кредитка красотке уйдёт за корсаж.
Может, хоть под парами усомнишься в апломбе былом.
Ты искал за горами, а успех невзначай за углом.
И найти очень просто, даже если к Москве не привык.
До Кузнецкого моста, а там — напрямик.
Поздравляю, свершилось! И об этом я всюду и сплошь,
проявляя решимость, извещаю господ и госпож.
Пусть они по цепочке остальным сообщат господам.
Прилагаю цветочки. Курю фимиам. Припадаю к стопам.
2014